Лев Ефи́мович Ке́рбель (25 октября (7 ноября ) - 14 августа , Москва) - советский и российский скульптор , педагог, профессор. Вице-президент Академии художеств СССР с по 2003 год .
Л. Е. Кербель родился 25 октября (7 ноября) 1917 года в небольшом селе Семёновка Черниговской губернии Российской республики . Отец будущего скульптора - Ефим Абрамович (1889-1953), работал приказчиком, после Октябрьской революции вступил в РКП(б) , служил в системе Росснабсбыта; мать - Злата Иосифовна (1894-1965), домохозяйка.
Интерес и явные способности к художественному творчеству у Льва Ефимовича открылись ещё в раннем детстве, в возрасте около 6 лет. Будущий скульптор вспоминал это так:
В школе Кербель продолжал заниматься искусством, особенно лепкой. На одном из школьных конкурсов детского творчества он получил первую премию в виде фотоаппарата «Фотокор № 1 » за шуточную глиняную композицию «У самовара я и моя Маша». Первое серьёзное признание своего художественного таланта Лев Ефимович ощутил в 9-м классе (1933 год), когда барельеф с изображением В. И. Ленина его работы был высоко оценён на областном этапе олимпиады художественной самодеятельности. Этот творческий успех в дальнейшем сыграл важную роль в жизни молодого Кербеля, именно тогда он твердо решил стать профессиональным скульптором. По окончании Львом средней школы Смоленские областной отдел народного образования и областной комитет ВЛКСМ направили ходатайства в НКП РСФСР с просьбой оказать помощь юноше в получении высшего художественного образования. В итоге в ведомстве посчитали необходимым пригласить молодого человека в Москву .
Л. Е. Кербель - автор более 50 памятников и мемориалов, установленных во многих отечественных городах и за рубежом. Им создано большое количество скульптур выдающихся деятелей коммунистической партии , советского государства , военачальникам , героям Советского Союза и Социалистического Труда . Совместно с вице-президентом Академии художеств М. Г. Манизером Кербель выполнял посмертную маску И. В. Сталина .
На всех этапах своего творчества Л. Е. Кербель реализовывал принципы коммунистической идеологии в искусстве . Например, в работах «Трудовые резервы », рельефах «Парад победы », «Слушают Ленина» (гипс), - ; Сталинская премия первой степени (1950); портретах космонавтов ; дважды Героя Советского Союза В. С. Петрова (мрамор , 1951), Героя Социалистического Труда К. П. Мухтаровой (мрамор, ), Дж. Эндикотта (бронза , ) - все в Третьяковской галерее .
Лев Кербель неустанно работал над образом В. И. Ленина , занимавшим ведущее место в иерархии жанров социалистического реализма . Лениниана Кербеля необычайно многообразна. Она состоит из всевозможных портретов вождя и монументов, включающих композиции на революционные темы. По его проектам были поставлены памятники В. И. Ленину в Москве на Октябрьской площади, Смоленске , Горках Ленинских , Кемерове , Краснознаменске Московской области , Полтаве , Сыктывкаре , Липецке , Софии , Гаване (в соавторстве с Антонио Кинтаной) и других местах. Сейчас часть из них демонтирована.
Другим важным социальным заказом стал для Кербеля образ Карла Маркса . Памятники на площади Свердлова в Москве (Ленинская премия , 1962) и в центре немецкого города Карл-Маркс-Штадта , за который он был награждён правительством ГДР орденом Карла Маркса , а АХ СССР присудила скульптору Золотую медаль.
В 1976 году Советское правительство передало в дар республике Шри-Ланка монумент Соломона Бандаранаике работы Кербеля .
Особое место среди работ Л. Е. Кербеля занимают надгробные камни и монументы. Это памятники С. Ф. Бондарчуку (в конце 2012 года перенесено на территорию киноконцерна Мосфильм в качестве самостоятельного памятника), Э. К. Тиссэ , Е. А. Фурцевой , М. И. Бабановой , Б. А. Лавреневу , адмиралу А. Г. Головко , дважды Герою Советского Союза Д. А. Драгунскому , Д. Ф. Ойстраху и многим других известным деятелям.
Как бы ни были значительны достижения мастера, его творческие планы всегда шли дальше. Весной 1986 года Кербель завершил свою новую большую работу - монумент в честь 100-летия со дня рождения Эрнста Тельмана , ставший центром архитектурного ансамбля одного из рабочих районов Берлина . В 1998 году в Измайлове был открыт памятник Петру I .
«Миша, мне стыдно признаться. Я читаю каждый день газеты, некрологи - кого из братвы подстрелили. И когда я вижу, что кого-то подстрелили, я радуюсь, потому что я знаю, что братва придет ко мне и закажет надгробный памятник».
Скульптор Лев Кербель. Из интервью художника Михаила Шемякина .
Кербель состоял во многих общественных организациях . Он являлся членом правления Советского фонда культуры, правления Союза художников РСФСР , президиума Госгражданстроя СССР, председателем Художественно-экспертного совета Министерства культуры РСФСР, входил в состав различных советов и жюри .
Следует отметить, что он допускал копирование своих работ, выдавая их за оригиналы. Так, последняя его работа - памятник Петру I перед штабом Балтийского флота в Калининграде , установленная к 300-летию Российского флота , оказался копией памятника, установленного в Москве в 1998 году .
Сайт «Герои Страны ».
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n"ai pas L"honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
Лев Ефимович Кербель (25 октября (7 ноября) 1917 - 14 августа 2003, Москва) - советский и российский скульптор, педагог, профессор. Вице-президент Академии художеств СССР с 1988 по 2003 год.
Академик АХ СССР (1975; член-корреспондент 1962). Народный художник СССР (1977). Герой Социалистического Труда (1985). Лауреат Ленинской премии (1961) и Сталинской премии первой степени (1950). Член КПСС с 1963 года.
Л. Е. Кербель родился 25 октября (7 ноября) 1917 года в небольшом селе Семёновка Черниговской губернии Российской республики. Отец будущего скульптора - Ефим Абрамович (1889-1953), работал приказчиком, после Октябрьской революции вступил в РКП(б), служил в системе Росснабсбыта; мать - Злата Иосифовна (1894-1965), домохозяйка.
В годы гражданской войны семья Кербелей переезжала из города в город. Одно время они жили в Новозыбкове, затем в Симбирске. После войны Кербели обосновались в Смоленске. Отец Льва Ефимовича получил работу в партийно-административном секторе, семье дали квартиру. В 1925 году Лев пошёл учиться в 5-ю Смоленскую девятилетнюю школу имени Н. К. Крупской (бывшая гимназия). Там он серьёзно увлёкся биологией и даже планировал поступать на биологический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова.
Интерес и явные способности к художественному творчеству у Льва Ефимовича открылись ещё в раннем детстве, в возрасте около 6 лет. Будущий скульптор вспоминал это так:
В школе Кербель продолжал заниматься искусством, особенно лепкой. На одном из школьных конкурсов детского творчества он получил первую премию в виде фотоаппарата «Фотокор № 1» за шуточную глиняную композицию «У самовара я и моя Маша». Первое серьёзное признание своего художественного таланта Лев Ефимович ощутил в 9-м классе (1933 год), когда барельеф с изображением В. И. Ленина его работы был высоко оценён на областном этапе олимпиады художественной самодеятельности. Этот творческий успех в дальнейшем сыграл важную роль в жизни молодого Кербеля, именно тогда он твердо решил стать профессиональным скульптором. По окончании Львом средней школы Смоленские областной отдел народного образования и областной комитет ВЛКСМ направили ходатайства в НКП РСФСР с просьбой оказать помощь юноше в получении высшего художественного образования. В итоге в ведомстве посчитали необходимым пригласить молодого человека в Москву.
Зимой 1934 года Лев Кербель приехал в Москву с целью показать свою призовую работу - барельеф В. И. Ленина - в Наркомпросе РСФСР. Там его принял сначала сам нарком просвещения А. С. Бубнов, а потом и вдова Ленина, заместитель наркома просвещения Н. К. Крупская. Она направила Льва Кербеля с рекомендацией к директору ленинградской Всероссийской Академии художеств И. И. Бродскому, который почти сразу же решил показать юношу скульптору С. Д. Меркурову. Последний же дал очень хороший отзыв на конкурсную работу Кербеля, написав Крупской записку:
В марте 1935 года Лев Кербель приехал по направлению Наркомпроса РСФСР в Ленинград, где его зачислили в подготовительный класс Всероссийской Академии художеств. В сентябре 1937 года он стал студентом I курса скульптурного факультета Московского института живописи, скульптуры, архитектуры и искусствоведения (будущий МГХИ имени В. И. Сурикова). Летом молодой художник подрабатывал руководителем детских и художественных кружков в пионерских лагерях, в том числе в «Артеке». В студенческие годы Кербель исполнил скульптурный портрет А. С. Пушкина (1937, художественный музей Смоленска), для «Артека» установил памятник Пионеру. В 1941 году он принял участие в конкурсе на памятник В. В. Маяковскому и в первом туре получил первую премию. Проведению второго тура помешала Великая Отечественная война. Проект так и остался незавершённым. Однако, как потом вспоминает скульптор А. П. Кибальников, его знаменитый памятник В. В. Маяковскому на Триумфальной площади (до 1991 - площадь Маяковского) в Москве, открытый в 1958 году в честь 65-летия поэта, частично основывается на кербелевской довоенной модели монумента.
Юный Лев Кербель с одной из первых своих работ - барельефом с изображением В.И.Ленина
Доводилось слышать мнение, что о признании масштаба личности следует судить не столько по количеству наград и числу званий, сколько… по анекдотам, героем которых становится тот или иной человек
Семен КИПЕРМАН
С этой точки зрения выдающийся советский и российский скульптор-монументалист Лев Ефимович Кербель, несомненно, принадлежит к плеяде великих – анекдоты о нем вошли в антологии устного народного творчества времен СССР. Приведу один из них.
Когда в Москве был установлен памятник основоположнику научного коммунизма, по СССР ходила такая загадка: какой великий еврей поставил памятник другому великому еврею на площади имени третьего великого еврея? Ответ: Лев Кербель поставил памятник Карлу Марксу на площади имени Якова Свердлова…
В нынешнем году исполняется 100 лет со дня рождения известного мастера монументального искусства Льва Ефимовича Кербеля. Он родился 25 октября (7 ноября) 1917 года в селе Семёновка Черниговской губернии – то есть отмечал свои дни рождения аккурат в годовщины Великой Окрябрьской социалистической революции. Оттого его в торжественные моменты часто называли "ровесником революции".
Лев Кербель в своей мастерской
Отец Льва, Ефим Абрамович, работал приказчиком, после революции вступил в партию. Работал в системе Росснабсбыта. Мать, Зинаида Иосифовна, была домохозяйкой. Интерес и способности к художественному творчеству у Льва проявились в раннем детстве, в шестилетнем возрасте. Будущий скульптор вспоминал, что после смерти Ленина охваченные горем люди плакали, это его поразило, и он начал рисовать: скопировал с журнальной фотографии лежавшего в гробу Ленина (так, вероятно, и началась его Лениниана). Рисунок увидел друг отца и сказал: “Слушай, он здорово нарисовал!” С этого все и пошло.
В школьные годы Кербель продолжал заниматься искусством, особенно лепкой. На одном из школьных конкурсов детского творчества он был отмечен главной премией в виде фотоаппарата. Первое серьёзное признание своего художественного таланта Лев ощутил в девятом классе (1933 год), когда его работа — барельеф с изображением В.И.Ленина — была высоко оценена на областной олимпиаде художественной самодеятельности. Этот творческий успех определил выбор: молодой Кербель решил стать профессиональным скульптором. По окончании средней школы Смоленское облоно и обком ВЛКСМ направили в народный комиссариат просвещения РСФСР ходатайство с просьбой помочь талантливому юноше в получении высшего художественного образования.
Зимой 1934 года Лев Кербель приехал в Москву с целью показать свою призовую работу – барельеф Ленина — в Наркомпросе РСФСР. Творческая судьба Кербеля началась счастливо: в ней приняла непосредственное участие Надежда Константиновна Крупская, которая, увидев барельефный портрет Ленина, почувствовала в юноше незаурядное художественное дарование. Она направила его с рекомендацией к скульптору С.Д.Меркурову, который дал хороший отзыв на работу юноши. В записке Крупской он написал: ”Тов. Кербель Л.Е. — одаренный человек, и при систематически правильно поставленной работе из него может выработаться хороший скульптор”.
Памятник Карлу Марксу в Москве. Википедия, Ikar.us
В марте 1935 года Лев Кербель приехал по направлению Наркомпроса РСФСР в Ленинград, где был зачислен студентом Всероссийской Академии художеств. Затем, в 1937-м, он стал студентом Московского художественного института имени В.И.Сурикова, где под руководством известных мастеров овладевал богатствами выразительных возможностей, средств и приемов пластического языка скульптуры. В студенческие годы Кербелем были исполнены скульптурный портрет А.С.Пушкина (1937), в «Артеке» установили памятник «Пионер» его работы. В 1941 году он принял участие в конкурсе на памятник В.Маяковскому, но из-за начавшейся войны знаменитый монумент в Москве, частично основанный на кербелевской довоенной модели, был открыт в 1958-м в честь 65-летия поэта.
В начале войны студент Суриковского института вместе с другими роет окопы под Вязьмой. Студенты подвергались налетам вражеской авиации, многие погибли. Кербелю ”повезло”: он был «всего лишь» сильно контужен. Несколько месяцев не слышал, не видел, потерял речь. Сперва попал в Ленинградский госпиталь, затем его эвакуировали в Узбекистан.
В 1942-м Кербель добровольцем ушел на фронт. Военным художником служил на Северном флоте, участвовал в боевых походах на миноносцах “Разумный“ и ”Гремящий”, на торпедных катерах, был с десантниками, освобождавшими город Петсамо. Награжден орденом Красной Звезды и медалями. Командующий флотом адмирал Головко, узнав, что Лев — скульптор, поручил ему заняться увековечиванием героев. Служба среди мужественных моряков-подводников и летчиков Заполярья вдохновляла молодого скульптора. В походной мастерской Кербель лепил с натуры портреты своих фронтовых товарищей. Им были созданы образы таких легендарных героев, как Николай Бокий, Николай Лунин, Борис Сафонов, Израиль Фисанович и многие другие.
В победном 1945-м Кербель был откомандирован приказом Сталина в распоряжение маршала Жукова в Германию, где ему в соавторстве с его другом В.Е.Цигалем было поручено работать над созданием монумента в память героев штурма Берлина, который был установлен в парке Тиргартен. Тогда же ими были созданы памятники советскому солдату-освободителю в городе Кюстрин и на Зееловских высотах близ Берлина.
Монументалист по призванию, Лев Кербель — автор более 70 памятников и мемориалов, установленных во многих городах бывшего СССР и за рубежом. После окончания войны уже достаточно известный молодой скульптор возвращается в Москву и успешно заканчивает учебу в художественном институте. В 1948-м защитил на «отлично» дипломную работу, представив скульптурные композиции на темы ”Герои-североморцы” и “Трудовые резервы”.
В 1949 году Кербель работал в бригаде скульпторов под руководством Н.В.Томского над барельефами на тему «Ленин — основатель Советского государства». В числе других участников бригады в 1950-м был удостоен Государственной премии I степени.
В последующие годы Кербель создает известные памятники кораблестроителям у Речного вокзала в Москве, медикам-героям Великой Отечественной войны, маршалу Ф.И.Толбухину, татарскому поэту Габдулле Тукаю — в Казани, мемориальный комплекс в память подвигов А.Матросова и М.Губайдуллина — в Уфе. Памятник первому премьер-министру Республики Шри-Ланка Соломону Бандаранаике его работы установлен в Коломбо.
Монумент “Скорбящая мать” двум с лишним тысячам погибших евреев, живьем зарытых гитлеровцами во рву под Рудней Смоленской области, Лев Кербель создал безвозмездно, подарил его стране и своему народу. На барельефе под этим памятником — стихи смоленского поэта Рыленкова: “Я — Мать, Родина, как совесть я бессонна, замученных людей я помню каждый стон…”
В 1957 году Кербель работает над новой серией, названной им ”Борцы за мир” – это портреты людей, посвятивших свою жизнь защите прав человека. Глубоко изучая модель каждой скульптуры, он оттеняет в ней характерное, главное: одухотворенность, высокое гуманистическое начало. Пластика его работ всегда подчинена наиболее полному раскрытию психологического состояния человека, выявлению его духовных сил. Это характерно для выполненных Кербелем скульптур лауреата международной премии «За укрепление мира между народами» канадского пастора Джеймса Эндикота (1957), шведского композитора Эриха Свен Юхансена (1957), итальянского скульптора Джакомо Манцу (1966).
Ведущее место в творчестве Кербеля занимала работа над образом В.И.Ленина. Его Лениниана исключительно многообразна, она состоит из всевозможных портретов и монументов, включающих композиции на революционные темы. По его проектам были поставлены памятники Ленину в Москве на Октябрьской площади, Смоленске, Кемерове, Полтаве, Киеве, Софии, Гаване (в соавторстве с Антонио Кинтаной) и других местах. После распада СССР и «социалистического лагеря» часть из них демонтирована.
Кстати, о Карле Марксе: к его образу Кербель обращался не раз. Помимо упомянутого в начале этой статьи памятника на площади Свердлова в Москве (за который, кстати, в 1962 году скульптор был удостоен Ленинской премии), Кербель – автор монумента, установленного в немецком городе Хемниц (до 1990 года — Карл-Маркс- Штадт), за который скульптор был награжден правительством ГДР орденом Карла Маркса, а Академией художеств СССР — Золотой медалью.
Среди работ Кербеля особое место занимают надгробные камни и монументы. Это скульптуры актера и режиссера С.Ф.Бондарчука (в конце 2012 года перенесена на территорию киноконцерна «Мосфильм» и установлена в качестве самостоятельного памятника), Э.К.Тиссэ, М.И.Бабановой, адмиралу А.Г.Головко, дважды Герою Советского Союза Д.А.Драгунскому, выдающемуся скрипачу Д.Ф.Ойстраху и многим другим известным деятелям.
Многим произведениям Кербеля присуще героико- романтическое начало. Это проявилось в памятниках космонавтам Ю.Гагарину, А.Николаеву, П.Поповичу.
На вопрос о секрете его таланта Лев Кербель отвечал просто: «В каждой моей работе — моя душа…“
В 1998 году Лев Кербель посетил Израиль. Здесь он был тепло встречен давними знакомыми Ольгой и Авраамом Файнбергами. Кербель посетил ряд музеев, в частности, музей ”Энергия мужества” в Хадере, созданный Д.Зельвенским. Выдающийся скульптор подарил музею диск с копиями материалов о создании монумента ”Скорбящая мать” и оставил в Книге отзывов запись: ”Это потрясающий памятник еврейского мужества”.
Многие годы, будучи профессором Московского художественного института, Кербель вел курс мастерства скульптуры, воспитал плеяду талантливых мастеров, успешно работающих в России и за рубежом. Лев Ефимович Кербель – Герой Социалистического Труда, народный художник СССР и РСФСР, лауреат Государственной премии СССР, лауреат премии Гете (Германия), действительный член Российской академии художеств. Его труд был отмечен многими советскими и российскими орденами и медалями, а также зарубежными наградами, в том числе Израиля.
Лев Ефимович Кербель скончался 19 августа 2003 года в Москве, похоронен на Новодевичьем кладбище.
"Время евреев" (приложение к израильской газете "Новости недели")
Награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды, Дружбы народов, «За заслуги перед Отечеством» 3-й степени (5 ноября 1997), многими медалями, в том числе «За оборону Москвы», «За оборону Советского Заполярья», «За взятие Берлина», знаком «За сопровождение транспорта с продовольствием и боеприпасами», а также наградами Израиля, Шри Ланки, Германии.
Кербель Лев Ефимович - советский и российский скульптор.
Родился 25 октября (7 ноября) 1917 года в селе Семёновка, ныне город Черниговской области (Украина). Еврей.
В 1925 году пошёл учиться в 5-ю смоленскую девятилетнюю школу имени Н.К.Крупской (бывшая гимназия). В школе занимался искусством, особенно лепкой. На одном из школьных конкурсов детского творчества получил первую премию в виде фотоаппарата. В 1933 году барельеф с изображением В.И.Ленина его работы был высоко оценён на областном этапе олимпиады художественной самодеятельности. Зимой 1934 года приехал в Москву с целью показать свою призовую работу - барельеф В.И.Ленина - в Наркомпросе РСФСР. Там его принял сначала нарком просвещения А.С.Бубнов, а потом и вдова В.И.Ленина, заместитель наркома просвещения Н.К.Крупская.
По окончании средней школы Смоленский областной отдел народного образования и областной комитет ВЛКСМ направили ходатайства в Народный комиссариат просвещения РСФСР с просьбой оказать помощь юноше в получении высшего художественного образования. В марте 1935 года Л.Е.Кербель был зачислен в подготовительный класс Всероссийской Академии художеств в Ленинграде (сегодня - Санкт-Петербург), а в сентябре 1937 года стал студентом 1 курса скульптурного факультета Московского института живописи, скульптуры, архитектуры и искусствоведения (сегодня - Московский государственный академический художественный институт (МГАХИ) имени В.И.Сурикова).
Будучи студентом, исполнил скульптурный портрет А.С.Пушкина (1937, художественный музей Смоленска), для пионерского лагеря «Артек» установил памятник Пионеру. В 1941 году принял участие в конкурсе на памятник В.В.Маяковскому. По результатам первого тура получил первую премию. Но проект остался незавершённым из-за начавшейся Великой Отечественной войны.
В 1942 году добровольцем ушёл на фронт. Служил военным художником на Северном флоте, участвовал в походах на миноносцах «Разумный» и «Гремящий», ходил в море на торпедных катерах, был вместе с десантниками, освобождавшими город Петсамо. Работал над созданием скульптурных портретов героев-североморцев, летчиков и моряков - Н.А.Бокия, И.А.Колышкина, Н.А.Лунина, Б.Ф.Сафонова, А.И.Лебедева, И.И.Фисановича, П.Д.Климова и многих других.
В 1945 году командование советских войск в Германии вызывало Л.Е.Кербеля в Берлин, где в соавторстве с В.Е.Цигалем он выполнил работу над монументом в память героев штурма Берлина, который решено было установить в берлинском парке Тиргартен. Так же Л.Е.Кербелем были созданы и установлены памятники советскому солдату-освободителю в городе Кюстрин (Костшин, Польша) и на Зееловских высотах западнее Берлина.
В 1948 году закончил обучение в МГАХИ имени В.И.Сурикова и защитил на «отлично» диплом жанровой композицией «Трудовые резервы».
Совместно с вице-президентом Академии художеств М.Манизером выполнял посмертную маску И.В.Сталина.
Л.Е.Кербель реализовывал принципы коммунистической идеологии в искусстве на всем пути своего творчества (работы, находящиеся в Третьяковской галерее: «Трудовые резервы», рельеф «Парад победы», «Слушают Ленина» и другие). Много времени уделял работе над образами вождей советской России. Он автор памятников В.И.Ленину в Москве на Октябрьской (сегодня - Калужской) площади, Смоленске, Горках Ленинских, Кемерово, Краснознаменске, Полтаве, Сыктывкаре, Липецке, Софии, Гаване (в соавторстве с Антонио Кинтаной). Некоторые из них сегодня демонтированы. Так же он автор памятников К.Марксу на площади Свердлова (сегодня - Театральная площадь) в Москве (Ленинская премия, 1962) и в центре немецкого города Карл-Маркс-Штадт (орден Карла Маркса от Правительства ГДР, золотая медаль Академии художеств СССР). С 1962 года вёл мастерскую скульптуры в МГАХИ имени В.И.Сурикова. Член КПСС с 1963 года.
Автор более 70 памятников и мемориалов, установленных во многих городах страны и за рубежом. Широко известны созданные им памятники кораблестроителям у Речного вокзала в Москве, профессору И.М.Сеченову, Герою Советского Союза маршалу Ф.И.Толбухину, ополченцам Фрунзенского района Москвы, медикам - героям Великой Отечественной войны в Москве, татарскому поэту Габдулле Тукаю - в Казани, основоположнику башкирской литературы Мажиту Гафури и мемориальный комплекс в память подвигов А.Матросова и М.Губайдуллина - в Уфе. Так же он автор памятника первому премьер-министру Республики Шри Ланка Соломону Бандаранаике - в Коломбо, скульптурного оформления храма Santa Maria de Cervellon в Мадриде, монумента в ознаменование 600-летия города Калуги, памятника мирным жителям города Рудня Смоленской области, погибшим от рук фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны и многих других.
Создал портреты космонавтов Ю.А.Гагарина, А.Г.Николаева, П.Р.Поповича, А.С.Елисеева, дважды Героя Советского Союза В.С.Петрова (мрамор, 1951), Героев Социалистического Труда колхозниц К.С.Мухтаровой (мрамор, 1954), П.А.Малининой и крановщицы М.Г.Поповой, писателя Чингиза Айтматова, поэта Расула Гамзатова, композитора Т.Н.Хренникова, художника Ф.П.Решетникова, лауреата Международной Сталинской премии «За укрепление мира между народами» 1952 года Дж. Эндикотта (бронза, 1957), итальянского скульптора Д. Манцу, канадского поэта Д. Уоллеса, негритянской певицы Пианы Пэнере, руководителя кубинской революции Фиделя Кастро. Среди его работ - целый ряд надгробных памятников: Герою Социалистического Труда режиссеру С.Ф.Бондарчуку, кинооператору Э. Тиссе, министру Е.А.Фурцевой, актрисе М.И.Бабановой, писателю Б.А.Лавреневу, адмиралу А.Г.Головко, дважды Герою Советского Союза Д.А.Драгунскому, Д.Ф.Ойстраху и многим других известным деятелям.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 марта 1985 года за большие заслуги в развитии советского искусства Кербелю Льву Ефимовичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».
Весной 1986 года завершил монумент в честь 100-летия со дня рождения лидера немецких коммунистов Э. Тельмана, ставший центром архитектурного ансамбля одного из рабочих районов Берлина.
В 1998 году в Измайлово в Москве был открыт памятник Петру I его работы. Автор монумента героям-подводникам затонувшего атомохода «Курск» в Москве.
Вёл большую общественную работу. Был членом правления Советского фонда культуры, правления Союза художников РСФСР, президиума Госгражданстроя СССР, председателем Художественно-экспертного совета Министерства культуры РСФСР, сопредседателем правления Центрального дома работников искусств (ЦДРИ), членом совета ветеранов Северного флота, одним из организаторов Студии Верещагина, членом художественного совета Студии имени М.Б.Грекова.
Лауреат Ленинской (1961) и Государственной премий СССР (1950), лауреат премии имени Гёте (Германия), член-корреспондент Академии художеств СССР (1962), действительный член Академии художеств СССР (1975), вице-президент Академии художеств СССР (1988, с 1992 - Российской Академии художеств), народный художник СССР (1977) и РСФСР (1967).
Жил в Москве. Умер 19 августа 2003 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок 4).
Капитан 1-го ранга в отставке. Награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды, Дружбы народов, «За заслуги перед Отечеством» 3-й степени (5 ноября 1997), многими медалями, в том числе «За оборону Москвы», «За оборону Советского Заполярья», «За взятие Берлина», знаком «За сопровождение транспорта с продовольствием и боеприпасами», а также наградами Израиля, Шри Ланки, Германии.
Почётный гражданин городов Смоленск и Полярный.
Среди его учеников - такие известные скульпторы, как М.В.Переяславец, А.И.Рукавишников (автор памятника В.С.Высоцкому), А.А.Бичуков, В.П.Кошелев, А.Е.Вагнер и другие, а также ученики, ставшие мастерами, из Африки, Китая, Монголии и других стран мира.
Биография предоставлена Сергеем Кащеевым
